Жёлтые короли. Записки нью-йоркского таксиста - Страница 84

– Поедем через Центральный парк? – закинул я, нацеливаясь лишний разок прокатиться по Трайборо.

– Слыхали?! – откликнулась мамаша. – Сейчас вы увидите Центральный парк!

– Здесь похоронен Христофор Колумб, – кивнул я, будто старому приятелю, на памятник великому мореплавателю, стоящий посреди площади, названной в его честь.

– Слыхали?! – теребит захлопотанная мамаша своих «матрешек».

Мы мчались по мосту Трайборо мимо серых корпусов:

– А это, между прочим, женская тюрьма Нью-Йорка…

– Слыхали?!

Мамаша была не только смешная, но и очень сердечная. Она сумела, превозмогая себя, оторваться на минутку от конопатых девочек с тем, чтобы частицу своего внимания уделить таксисту. И расспросы ее не сводились к вульгарному «как бизнес?». Она поинтересовалась, в котором часу я сегодня выехал. Долго ли мне еще предстоит работать?

Я отвечал, что, как и многие нью-йоркские кэбби, работаю примерно восемьдесят часов в неделю…

– Слыхали?!

– Но ни один кэбби во всей Америке, – совсем уж разошелся я, – не работает столько, сколько мама, у которой четверо детей!

– Слыха…

Бедняга не могла ни выдохнуть, ни вдохнуть. Будто муж поздравил ее с днем рождения по радио. Голубые глаза увлажнились, и она уставилась на меня, прижав руки к груди…

Потом я целый месяц рассказывал таксистам, какими был вознагражден за свой экспромт чаевыми, но поскольку я говорил правду, никто не хотел мне верить…

Когда это было? Весной? Летом? Осенью?.. Вертясь по Манхеттену, как белка в колесе, таксист теряет ощущение времени… Но если я подобрал «матрешек» на Морском вокзале (и стало быть, еще промышлял там), то случилось это, безусловно, до того, как я разгадал загадки швейцара Фрэнка, и стало быть, именно в тот тревожный период, когда надо мной уже вплотную нависло разбирательство в уголовном суде…

Разумеется, я позвонил по номеру, который записал для меня отзывчивый юрист, и его коллега, «недорогой адвокат», объяснил мне по телефону, что никакой необходимости срочно разбирать полицейские каракули – нет; мы встретимся прямо в суде и успеем наговориться. Дело мое, несомненно, будет улажено; однако, если я хочу, чтобы в назначенный день он действительно появился в суде, ТРИСТА долларов должны быть уплачены заранее. Не потому, что он мне не доверяет, а таково общее правило всех адвокатов по уголовным делам.

Я не знал, как поступить: и суда я боялся, и денег было жалко…

8

В час «пик», когда такси нарасхват, высаживая очередного клиента у входа в Центральный парк, услышал я свист швейцара, доносившийся с противоположной стороны улицы. Возле отеля «Святой Мориц» маячил фибровый чемоданишко…

Уверенности, что несолидный этот чемодан поедет в аэропорт, у меня не было, а разделяла нас двойная желтая полоса. Если полицейский заметит, что я ее пересек…

Поняв мои колебания, швейцар опять дунул в свисток и при этом помахал руками, изображая порхающую птичку – стопроцентный аэропорт! Представляя эту пантомиму, швейцар ни в коем случае не обманет таксиста: подобными вещами не шутят… Я развернулся против движения вливающейся в парковую аллею Шестой авеню и – не зря! фибровый чемоданчик направлялся в «Ла-Гвардию».

– Въезжайте в Парк! – скомандовал клиент. Мне это было на руку: через Парк, значит, через мост Трайборо, но, закончив запрещенный разворот, я не мог отказать себе в невинном таксистском удовольствии – отчитать пассажира:

– Как у вас язык поворачивается говорить водителю подобные вещи! Швейцар показал мне, что вы опаздывает е на самолет, и я ради вас пошел на грубейшее нарушение. Зачем же вы заставляете меня сделать второе?

Мы уже углубились в Парк, а я все свербел:

– Штраф за меня, небось, платить не стали бы!

В ответ на мои наскоки нахал зевнул:

– Таксиста не могут оштрафовать, если я сижу в кэбе…

– А вот это совсем уже постыдное хвастовство! – полез я в бутылку.

Пассажир тоже повысил голос:

– Прикуси язык, кэбби! Ты знаешь, кто я?

– Да зачем мне это знать! Какое мне до этого дело?!

– Я комиссар полиции Чикаго! – цыкнул на меня пассажир, но его слова ничуть не охладили меня.

– Ага! – закричал я, еще пуще входя в раж: – Наконец-то, один из вас мне все-таки попался!

– Что за выражение – «попался»? Думай, что говоришь, кэбби!

Этот пятидесятилетний остряк, которому вздумалось подразнить меня, не догадывался, по-видимому, что на самом деле я вовсе не злюсь, ибо что может быть отраднее для издерганного кэбби, чем повод излить из своей души на чью-то голову наболевшее?

– Только и знаете, что издеваться над таксистами! – шумел я, прикидываясь будто бы и впрямь поверил, что он комиссар полиции. – У вас же времени не остается ловить настоящих преступников!

– Не болтай о том, чего не знаешь! – гудел самозванец. – Я всегда говорю моим ребятами: не трогайте кэбби, если он накрутит пару лишних долларов, как ты сейчас – намылился, небось, тащить меня через Трайборо?! Я тебя сразу раскусил!

– Так вы же сами сказали: «Езжай через Парк», – по-настоящему обиделся я.

– Представляю, какой «концерт» закатил бы ты мне, если бы я велел тебе ехать по мосту Квинсборо, – хмыкнул мой пассажир; тертый, видать, калач. – Да это уж ладно. Но если ты, сукин сын, вздумаешь развозить наркотики, вот тогда мы с Мак-Гвайром живо возьмем тебя за одно место! Ты меня понял?!

– И буду! – кривлялся я. – И буду развозить наркотики. Потому что честно работать вы все равно не даете. Житья от вас нет! Повестки в уголовный суд ни за что раздаете!

– Полицейские не выписывают повестки в уголовный суд «НИ ЗА ЧТО». Это ты можешь рассказывать кому угодно, только не мне!