Слушатели были в восторге. Как они радовались за этого кэбби! Меня и моего знакомого совсем оттеснили, а чемпиона перебил таксист, которому накануне повезло еще больше! Он вез в Вайтстоун невероятно щедрую семейку: папу с мамой и дочку с мужем. Папа дал 16, мама 18, дочка 20, а муж 25!..
– Зачем они врут? – тихо спросил я.
– Так легче жить. Хочется, чтобы хоть кто-нибудь и им позавидовал, – комментировал парень из Лондона, а врун заливался:
– Я вообще везучий!..
– По-моему, не очень, – громко сказал мой знакомый. Все неприязненно уставились на него, но он не смутился: – Те, кому в жизни везет, не водят такси. Те, кому везет, сейчас еще спят. Они проснутся, когда мы вернемся в город, и поедут в наших кэбах в свои офисы – продавать дома, нефть, кока-колу, акции. Бывают везучие бизнесмены, везучие актеры, адвокаты, а везучих кэбби не бывает. Здесь все неудачники…
Потупились, никто не сказал ни слова. Мне тоже стало не по себе. Бочком, бочком отодвинулся я в сторонку и по проходу между желтыми машинами спустился в бетонный, продуваемый ветром туннель.
Туннель этот вывел меня к вестибюлю аэровокзала, у входа в который тоже собрались таксисты. Они стояли полукольцом, в центре которого находились двое: один, с зубами из нержавеющей стали, сидел на гранитном выступе стены, а над ним громоздился буйвол, рот которого сверкал золотом, как сокровищница Алладина. Именно по этим зубам: золотым и железным, я догадался, что оба – мои земляки.
Острием булавки «Алладин» тыкал сидевшего перед ним кэбби в щеку:
– Здесь и здесь – одинаково?
Медицинский осмотр (?) в такой необычной обстановке сопровождался еще более необычным для врача и больного разговором:
– Ты же идиот! – приговаривал врач, постукивая пациента по колену небольшим гаечным ключом, а пациент дрыгал ножкой и огрызался:
– Так сделай меня умным!
– А кто это может?.. Ты человеческий язык понимаешь: тебе нельзя работать.
– А кто за меня будет платить?
– Ты сдохнешь!..
Ко мне подошел грузин в кепке, промышлявший у отеля «Мэдисон»:
– Самолет уже приземлился, сейчас поедем.
Вровень с нашими лицами поднялся назидательный палец:
– Не будем забывать, товарищи, что рейс мэждународный: пассажиры должны пройти таможню…
Габардиновый, хоть и с бахромой на концах рукавов, макинтош. Такая же, видавшая виды, но некогда подобранная в тон велюровая шляпа.
– Вы его знаете? – спросил я таксиста в велюровой шляпе, указав взглядом на «невропатолога» с золотыми зубами.
Чуть приспустились веки, и это означало – «да»…
– Он врач?
Последовал едва заметный кивок. Очевидно, Габардиновый Макинтош привык к тому, что окружающие улавливаю т его ответы…
– Почему же он работает в такси?
– А что еще ученый человек может делать в этой вонючей Америке?
«Вонючей»?
Я не рискнул противоречить вслух, но и согласия с категорическим таким суждением не выразил. Это было расценено, как дерзость. Царапающий взгляд измерил мой рост:
– Когда ты приехал?
– Года три назад…
– И до сих пор ничего не понял! – Габардиновый Макинтош закинул рукава за спину и зашагал прочь, а грузин в кепке покачал головой, осуждая меня.
– Кто это? – поинтересовался я.
– Балшой человек! – с печалью ответил грузин и вернул разговор в заглохшее было русло: – Земляк, я тоже не сразу раскусил этих американцев.
И он добросовестно, обстоятельно принялся растолковывать мне разницу между обманчивым первым впечатлением, которое американцы производят на доверчивого эмигранта поначалу, и тем, что они собой представляют на самом деле.
Трудолюбивый грузин начал водить желтый кэб на второй день по приезде, хотя по-английски не понимал ни слова, а Нью-Йорка, разумеется, тоже не знал:
– Пассажиры, ты же сам знаешь, смеются, дорогу показывают, «типы» хорошие платят. Но я тогда еще глупый бил, думал: какие добрые, какие хорошие люди!
Поумнел грузин примерно через неделю, когда его с женой пригласила на обед чета волонтеров, помогавших новоприбывшим из России:
– Абикнавэны абет. Суп – из пакетика, турка – мороженая. Павериш, я это кушат нэ мог. Варенья немножко скушал, чаю выпил, гаварим спасибо и пошли в синагогу…
Однако, вовсе не обед – скромный или неудачный – задел грузинское самолюбие, а то, что после службы в синагоге, когда евреи столпились на крылечке, – и тут я своему приятелю вполне поверил, – стали волонтеры отчаянно хвастаться своим гостеприимством. Познакомьтесь, это семья евреев из Советской Грузии; мы их только что обедом угощали… Рассказ сопровождался подмигиваниями и перешептываниями: можете, дескать, представить себе, какой это был обед и как наши гости, дай им Бог здоровья, уписывали американские вкусности!.. Именно тогда у грузина в кепке открылись глаза, и он понял, что Америка – ванючая, и народ в ней живет – ванючий!
– Приходим домой, я говорю жене: сделай стол!
– Какой стол?
– Абикновэны! Ты видел когда-нибудь грузинский стол?
Я поддакнул, и грузин продолжал:
– Делает жена стол, я звоню этим валантерам: приезжайте!.. Пачиму праздник? Просто покушаем вместе. Вчера мы у вас кушали, сегодня ви у нас покушаете. Только, пожалуйста, позвоните своим друзьям и пригласите их тоже.
– Каких друзей пригласить?
– Каких хотите! Пригласите десять человек, двадцать человек, а еще лучше будет, если пятьдесят человек!
– Нет у нас столько друзей, – удивляются волонтеры.
– А вы позовите соседей. Позовите своих детей. Дети у вас ест, соседи ест – всех зовите!
Ни детей, ни соседей волонтеры не привезли, но сами приехали. Зашли – ахают: «У вас, наверно, свадьба. Почему же вы не сказали, мы бы привезли подарки…». А жена-грузинка, провозившаяся в кухне, не приседая, добрых часов двадцать, хохочет: